— Но почему? В чем меня подозревают? Если у вас есть что-то против меня, так скажите.
— В участке обо всем узнаешь, — рявкнул другой полицейский. — Мы имеем право задерживать на двадцать четыре часа без предъявления обвинений. Так что захлопнись и полезай.
Прекратив спор, Брэнсом полез в патрульную машину. Коротышка устроился рядом с ним на заднем сиденье. Высокий полицейский сел на место водителя, щелкнул выключателем и заговорил в ручной микрофон:
— Машина девять, Хили и Грегг. Только что взяли Брэнсома. Везем.
В участке с ним обращались странно, если не сказать по-другому. Бесцеремонно, но без той грубости, с которой обычно относятся к главному подозреваемому. Казалось, они не были уверены в том, кто же он на самом деле. То ли обокрал Казначейство Соединенных Штатов, то ли представлен к медали конгресса. Еще раз проверив его документы, его накормили, поместили в камеру и ни о чем не стали расспрашивать.
Он же в ответ на свои вопросы получил краткий ответ:
— Заткнись и жди.
Три часа спустя прибыл Риардон. На лице его красовались две наклейки из пластыря, но других следов от побоев видно не было. Ему выделили небольшой кабинет, где он терпеливо ожидал, пока не привели Брэнсома.
Оставшись вдвоем, они бесстрастно уставились друг на друга, и наконец Риардон произнес:
— Надеюсь, вы понимаете, что можете быть обвинены в нападении?
— Что ж, валяйте, — ответил Брэнсом, пожимая плечами.
— Почему вы так поступили? Почему вы так обошлись со мной?
— Чтобы научить вас не лезть в чужие дела.
— Понятно. Ты против того, чтобы я крутился рядом?
— Разумеется. Кому бы понравилось?
— Большинство людей не возражало бы, — заявил Риардон. — А знаешь почему? Потому что им нечего скрывать. А вот что ты скрываешь?
— Вот и выясняйте.
— Вот и пытаюсь. Не хочешь поведать?
Брэнсом отсутствующим взглядом уткнулся в стену.
Тема убийства пока не затрагивалась. Странно, если учесть, что за ним следили и даже схватили. Возможно, Риардон припасет этот разговор напоследок, чтобы посмаковать своими разбитыми губами это обвинение. Садистское развлечение кошки с мышкой.
— А ведь я мог бы помочь тебе, — спокойно и сосредоточенно продолжал Риардон. — И я даже хочу помочь тебе.
— Как благородно! — ухмыльнулся Брэнсом.
— Но как тебе помочь, если я не знаю, что там таится, под твоей шляпой.
— Вши, — сообщил Брэнсом.
— Послушай, это не дешевый водевиль! — сердито произнес Риардон. — Дело серьезное. Если ты оказался в тупике и нуждаешься в помощи, то лучше скажи.
— Я сам о себе позабочусь.
— У тебя плохо это получится, если ты и дальше собираешься бегать от работы, дома и семьи.
— Мне лучше знать.
— И мне — тоже! — рявкнул Риардон. — И заруби себе на носу, что в конце концов я пойму, в чем дело.
— Какое дело? — иронично спросил Брэнсом. — Я взял небольшой отпуск, обратившись к своему начальству и получив официальное разрешение. И когда я покинул предприятие, все было вполне законно. И я что-то не слышал, будто с тех пор законы изменили.
Глубоко вздохнув, Риардон сказал:
— Я вижу, ты не намерен говорить правду. Пока. В таком случае у меня не остается выбора. Я должен отвезти тебя домой. По дороге и поговорим.
— Не имеете права, — возразил Брэнсом. — Обычное нападение не является преступлением, влекущим за собой обязательную выдачу преступника.
— А такого обвинения не было и не будет, — в свою очередь возразил Риардон. — Не хватало еще, чтобы после каждой полученной мной оплеухи я обращался к защите закона. Ты вернешься со мной по собственной доброй воле...
— Или что?
— Или я предъявлю тебе федеральное обвинение в измене и передаче секретных сведений. А после этого ты отправишься туда, куда тебе скажут, и при этом бегом и улыбаясь.
Брэнсом почувствовал, как краснеет, и выдохнул:
— Я не изменник.
— Никто так и не думает.
— Но вы же только что меня в этом заподозрили!
— Ничего подобного, — возразил Риардон. — До настоящего момента у меня не было никаких оснований сомневаться в вашей лояльности. Но когда обстоятельства меня вынуждают, я отвечаю огнем на огонь. Поэтому я и сообщаю вам о том грязном трюке, которым воспользуюсь без колебаний, лишь бы доставить вас обратно и выяснить, что же вы все-таки скрываете.
— То есть вы готовы оклеветать меня, предъявив фальшивое обвинение?
— Совершенно верно. Причем без всяких колебаний.
— И одновременно хотите помочь мне?
— Определенно хочу.
— Что ж, — сказал Брэнсом. — Тогда я могу сделать лишь один вывод: или вы сумасшедший, или считаете таковым меня.
— Насколько мне известно, у вас действительно не все дома, — ответил Риардон. — И если это так, то я хочу понять, почему это случилось с вами так внезапно.
— А почему вы вообще так думаете?
— Потому что вы не первый и, по всей вероятности, не последний.
Брэнсом прищурился:
— О чем это вы толкуете, черт побери?
— О помешанных. О нормальных и разумных людях, внезапно сбрендивших. Что-то уж больно много их у нас. Пора это дело прекратить.
— Я вас не понимаю и, более того, не хочу понимать. И могу лишь сказать, что если вы считаете человека, взявшего небольшой отпуск, чтобы отдохнуть, сумасшедшим, то у вас самого с головой не все в порядке.
— Вы взяли не отпуск.
— А что же?
— А то, что если бы вы взяли отпуск, то поехали бы вместе с женой и детьми.
— Ну, значит, вы лучше разбираетесь в причинах моего поведения, — сухо заметил Брэнсом. — И что же, по-вашему, я сделал?