— Вы уверены, что кого-то видели?
— Абсолютно уверен, — сказал Брэнсом, ощущая себя одураченным.
— Ну тогда он зашел в какой-нибудь дом или нырнул в переулок, — решил коп. — Если он зашел в дом, вам не о чем беспокоиться. Значит, он просто шел тем же самым путем, которым и вы возвращаетесь домой.
— Может быть. Но я знаю большинство из живущих здесь. А этого человека я вижу впервые.
— Это ничего не значит, — фыркнул коп. — Люди приезжают и переезжают все время. Если бы я вздрагивал при виде каждого нового лица, я бы поседел еще десять лет назад. — Он с любопытством осмотрел Брэнсома: — А вы что, носите с собой крупные суммы или драгоценности?
— Нет, не ношу.
— А где вы живете?
— Вон там, — указал Брэнсом.
— Ладно, мистер. Отправляйтесь домой и выкиньте это из головы. А я тут присмотрю и буду неподалеку, на всякий случай.
— Спасибо, — сказал Брэнсом. — Простите, что доставил вам столько хлопот.
Он направился домой, невольно размышляя над тем, правильно ли он поступил. Из того, что он знал, следовало, что все это время за ним наблюдали и его преследователь проявил осторожность при виде полицейского. С другой стороны, этот так называемый преследователь действительно мог оказаться просто недавно переехавшим в этот район человеком. Если же нет...
Такие размышления походили на игру в супербыстрые шахматы, где ставкой являлась сама его жизнь. Один неверный ход, затем другой — и мат неизбежен. Он представить себе не мог, как же другие беглецы живут такой жизнью месяцами, даже годами, не имея возможности расслабиться. Разумеется, большинство людей какое-то время могут вынести стрессовую ситуацию, но если она затягивается, то тут на обычные способности рассчитывать не приходится.
И он впервые задумался о том, насколько же его самого хватит и насколько в его власти приблизить этот мучительный конец.
Дороти с нежной озабоченностью сказала:
— Рич, да ты раскраснелся и взмок. И это в такой прохладный вечер!
Он поцеловал ее:
— Просто шел быстро. Сам не знаю почему. Просто захотелось.
— Быстро шел? — Она озадаченно помолчала и глянула на часы. — Но ты пришел на несколько минут позже, чем обычно. Что, поезд опоздал?
Он прикусил язык. Соврать легко, но и правда может легко раскрыться. Проблемы продолжали громоздиться одна на другую. Вот он уже дошел до того, что готов обмануть собственную жену. Пусть в мелочи. Но он же никогда не обманывал и не собирался этого делать. Пока.
— Нет, дорогая. Просто остановился поболтать с копом.
— Из-за этого не следовало мчаться как угорелый. Ты же знаешь, что ужин может и подождать. — Она коснулась его щеки хрупкой ладонью. — Рич, ты правду мне говоришь?
— Правду о чем?
— О себе. Ты уверен, что с тобой все в порядке?
— Разумеется, в порядке. Я чувствую себя превосходно.
— И голова не побаливает, не лихорадит?
— Да почему ты меня об этом спрашиваешь? — решительно спросил он.
— Я ведь уже сказала тебе: ты раскраснелся. И что-то в тебе изменилось. Я все время это ощущаю. Я все-таки достаточно давно живу с тобой, чтобы чувствовать, когда ты погружаешься в уныние.
— Ну хватит ко мне цепляться! — огрызнулся он. И тут же раскаялся: — Извини, любимая. У меня был трудный день. Пойду умоюсь.
Он ушел в ванную, размышляя по дороге, что все это уже происходило раньше. Приход домой в нервном состоянии, неловкие вопросы Дороти, попытки уйти от ответа, бегство в ванную комнату. А такое положение вещей не может продолжаться до бесконечности, даже если допустить, что он достаточно долго пробудет на свободе. Что весьма сомнительно.
Раздевшись до пояса, он осмотрел локоть. Темноголубой синяк остался, как и некоторое уплотнение, но болело меньше. Шишка на голове значительно уменьшилась. Значит, не так уж сильно он и ударился, когда споткнулся и упал.
Вскоре он уже сидел вместе с семьей за обеденным столом. Трапеза проходила в непривычной тишине. Даже щенок угомонился. На весь дом надвинулась тень чего-то невидимого, но всеми ощутимого. Наконец молчание стало невыносимым. Его пытались прервать короткими вопросами и столь же немногословными ответами. Но разговор получался фальшивым, и все понимали это.
Ночью, в постели, Дороти чуть ли не час провела без сна, ворочаясь с боку на бок, и наконец шепотом спросила:
— Рич, ты не спишь?
— Нет, — признался он, понимая, что не обманет ее, притворяясь спящим.
— А может, тебе недельку отдохнуть?
— До отпуска еще далеко.
— А если попросить авансом?
— Зачем?
— Тебе надо отдохнуть. Хуже не будет.
— Да ты пойми... — Он замолчал, чувствуя, что начинает раздражаться. — Посмотрим, как я буду чувствовать себя утром. А теперь давай спать, хорошо? А то уже поздно.
Она отыскала в темноте его руку и погладила ее.
За завтраком она вновь заговорила об отпуске.
— И все же ты должен выкроить время для отдыха, Рич. Другие это делают частенько, даже не будучи больными. Почему же ты не можешь? Ты же не железный.
— Но и не больной.
— Вот я и не хочу, чтобы ты заболел. Хороший отдых пойдет тебе на пользу, и ты опять станешь прежним, вот увидишь. Ты будешь по-другому относиться к своим проблемам. Я понимаю, что работа значит для тебя многое, но не все же. Здоровье прежде всего.
— Ну, от работы еще никто не помер.
— Если помнишь, именно это говорил своей жене и Джефф Андерсон.
Он поморщился:
— Вовсе не факт, что Джефф сорвался из-за того, что переработал. Такое может случиться со всяким.