Алтарь страха - Страница 36


К оглавлению

36

— Вы хотите сказать...

Линдл кивнул:

— Да, я имею в виду всех великих, о которых вы подумали. Кроме, пожалуй, Конфуция, который выражал естественную мудрость уроженца Земли, неочищенную, но разумную. А почти все остальные... — Он ненадолго умолк. — Большинство разумных земных ученых знают, что чудес не существует. Когда Иисус общался с говорящим Мемноном, то эта величественная статуя всего лишь издавала резонирующий звук, потому что Иисус ударял по соответствующей струне. Когда Магомет двигал камень Кааба, он всего лишь его телепортировал.

Но ни демонстрация явлений высокоразвитой науки, ни обучение этике не может вернуть разум безумцу; и разумеется, вокруг всех этих явлений безумцы создавали свои соперничающие культы, что только добавляло вражды, длящейся и по настоящее время. И потому шестнадцать или семнадцать веков назад с этой практикой пришлось покончить, заменив ее более тайными формами работы. И теперь, в нынешней критической ситуации, марсиане, венерианцы и меркурианцы более озабочены защитой себя от космической экспансии землян, нежели помощью им в психологическом и социологическом плане.

— Чрезвычайно интересно, — признал Армстронг. Он откинулся на спинку кресла и вытянул длинные ноги. — Как повествование, оно обладает занимательностью и достоверностью сказки «Машенька и три медведя». — Подтянув ноги, он встал. — Хотя лично я мог бы и усилить эффект. Я добавил бы сюда драматическое восклицание в конце: «Берегитесь! Я — марсианин!»

— Но я действительно являюсь таковым, — горячо ответил Линдл. — Как и вы! По рождению я землянин. Но по ощущениям и лояльности — марсианин. Я не призываю вас немедленно начать смотреть на мир моими глазами, но я по крайней мере посеял соответствующие семена в ваших мыслях, и рано или поздно они дадут всходы. Нравится вам или нет, но вы не сможете больше упрямо настаивать на приверженности земному духу и с пренебрежением относиться к существам более высокоразвитым. Вы, как и прочие разумные, являетесь смотрителем в доме для душевнобольных, и ваш долг — не позволять самым ловким и решительным из них сбежать, перебравшись через стену.

— Мой долг? Кто это сказал?

— Не я. И никто другой. Вы сами в подсознании говорите это, если уже не сказали! Ведь вы же существо разумное и должны вести себя разумно! — Он встал с кресла, оказавшись столь же высоким, как и Армстронг. И обликом он скорее напоминал процветающего адвоката, нежели известного политика. — А теперь вы свободно можете идти, мистер Армстронг.

— А вы очень уверены в себе, не так ли? Покушение на свободу личности является уголовным делом, по которому составляется обвинительный акт, насколько я помню закон. Вы уверены, что я не доставлю вам массу неприятностей, выйдя отсюда?

Подойдя к двери, Линдл распахнул ее:

— Даю вам честное слово, что те же самые слова произнес и я, когда отпускали меня. То же говорили и сотни других. А после соответствующих размышлений возвращались. Мы обладаем силой потому, что нас ищут, к нам тянутся по собственной воле. Вы пока этого не понимаете. Причина же примерно та же, которая собирает перелетных птиц вместе, притягивает друг к другу похожих людей. Можете назвать это психогравитацией. Выходцы из других миров называют это телесимпатией.

— Я бы назвал это стадным инстинктом, — хмуро отозвался Армстронг. — При этом я слон, блуждающий в одиночку!

Линдл усмехнулся:

— Характерной чертой людей разумных является их неспособность не думать. Они получают удовольствие от мыслительного процесса, который и боли при этом не доставляет. Они думают, думают и думают — настойчиво и решительно. И оторвать их от этого занятия невозможно. И наконец они постигают смысл их права на членство в «Норман-клубе». Они так и цепляются друг за друга. Так что до встречи. — Он радушно взмахнул рукой, указывая на выход: — Там вас ждет свобода, мистер Армстронг, свобода вернуться в сумасшедший дом! — Глаза его странно сверкнули. — И посмотрим, как вам понравится дом для душевнобольных теперь!

Армстронг смотрел на него задумчиво и слегка раздраженно. Покусывая нижнюю губу, он сражался со своими эмоциями, толкающими его сказать то, что холодный ум не желал облекать в слова. Наконец он пробормотал:

— Хорошо. Мне надо собраться с силенками. И в следующий раз мы встретимся совсем на другой территории. — Он угрожающе придвинулся к Линдлу: — Берегитесь!

С этими словами он удалился.


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ


Мириэм неторопливо печатала на машинке, когда дверь с треском распахнулась, и Армстронг, не задерживаясь, лишь что-то сердито буркнув, проследовал через ее комнату. Подвергнув такому же обращению и дверь в кабинет Хансена, так что задребезжали стекла, он ворвался внутрь, как разъяренный носорог, с грохотом захлопнул за собой дверь, уселся и злобно уставился на угрюмого агента.

— Хороший же из тебя охранник!

Хансен слегка приподнял левую бровь. Сунув руку в ящик стола, он извлек оттуда какую-то бумагу и без слов бросил ее через стол. Армстронг подхватил ее и стал читать.

Там было написано:

Ты мне не понадобишься. Предстоит просто детская забава. Тебе не стоит попусту тратить время. Позвоню, когда понадобишься вновь. Джон Дж. Армстронг.

— И подпись твоя, — многозначительно сказал Хансен. — Я дважды проверил. Я даже Сида отправил для этого в полицию. Он подтвердил, что это твои почерк и подпись.

— Когда и где ты получил эту бумагу?

— Час спустя после того, как ты вошел в ту дыру. Я находился в закусочной через дорогу. Четвертый столик слева, считая от двери, то есть там, где ты мне и велел находиться. Тот отставной генерал, что работает швейцаром при «Норман-клубе», перешел через дорогу, подошел прямо к моему столику, протянул конверт и сказал: «Послание от мистера Армстронга».

36