Алтарь страха - Страница 105


К оглавлению

105

Перед ним встала проблема, как убить время до закрытия магазина. Если два часа прослоняться по главной улице, то обязательно привлечешь к себе внимание, а этого ему никак не хотелось. Он решил эту задачу, отправившись к озеру и разгуливая там по берегу в качестве созерцателя, наслаждающегося видом. Наконец и это ему надоело, и он вернулся в город, имея еще полчаса в запасе до назначенного срока. Это время он провел в том же кафетерии.

— Черный кофе, Альберт. И сандвич с ветчиной.

Малый принес заказ, бесцеремонно бухнув перед ним тарелки. Затем привалился к стойке:

— Шестьдесят центов. А зовут меня вовсе не Альберт.

— Отлично, — сказал Брэнсом расплачиваясь. — Но и меня зовут не Джордж.

— Тогда тебе не повезло, — сообщил малый. Бросив монеты в кассу, он отвернулся и стал наводить порядок на задних полках.

Ровно в восемь Брэнсом позвонил в колокольчик, висящий у бокового входа. Хендерсон тут же открыл, пригласил его в гостиную и указал на большое кресло. С непроницаемым выражением лица Хендерсон уселся сам, закурил сигарету и заговорил первым:

— Позволь сообщить тебе, Брэнсом, что я уже слышал ту мелодию, которую ты мне собираешься наиграть. Мне уже проигрывали ее два или три раза. — Он выпустил струю дыма и подождал, пока она рассеется. — Звучит она примерно так: «Твоя работа на оборонном предприятии ежегодно приносила тебе кругленькую сумму. Разве эта жалкая лавка принесет тебе столько? Что значит эта торговля скобяными товарами по сравнению с научными исследованиями? В чем истинная причина того, что Ты променял одно на другое?» — Он вновь помолчал. — Правильно?

— Нет, — сказал Брэнсом. — Мне абсолютно наплевать на то, что ты вырвался из цепей нашего братства.

— Приятное разнообразие, — цинично прокомментировал Хендерсон. — Стало быть, решили подъехать ко мне с другого боку, да?

— Я приехал к тебе не за этим.

— Зачем же?

— У меня хватает своих проблем. И я подумал, что ты сможешь мне помочь.

— Почему это я должен...

— И, — прервал его Брэнсом, — мне кажется, что я тоже мог бы тебе помочь.

— А я не нуждаюсь в помощи, — заявил Хендерсон. — Все, что я хочу, — чтобы меня оставили в покое.

— Я тоже этого хочу... Да вот не получается. — Брэнсом поднял палец, подчеркивая значение своих слов. — Как и у тебя.

— Ну, это мне решать.

— Я и не собирался оспаривать твое право. Я хочу лишь сказать, что не могу добиться в мозгах того покоя, который мне нужен и который должен там быть. И не верю, что тебе удалось этого добиться. А вот вдвоем нам, может быть, кое-что и удастся. Хочешь, расскажу тебе мою историю?

— Рассказывай, коли явился. Только предупреждаю, не надо мне морочить голову чепухой типа: «Вернись домой, все прощено». Я развил в себе крепкую сопротивляемость к тому, что мне навязывают.

— Ты по-прежнему подозреваешь меня, — сказал Брэнсом. — И я тебя не виню. А когда я закончу рассказ, может быть, ты изменишь свое мнение. А теперь слушай, что я тебе расскажу.

Начал он так:

— Хенни, мы ведь с тобой оба ученые. Ты в одной области, я — в другой. Оба мы с тобой знаем, что существенной чертой любого ученого, как и любого технологически компетентного человека, является хорошая память. Без нее мы прежде всего не получили бы соответствующего образования. Без нее мы не могли бы извлекать данные и приобретать опыт для решения текущих проблем. Для нас и для таких, как мы, хорошая память является неотъемлемой принадлежностью. Ты согласен?

— Это настолько очевидно, что не о чем и говорить, — заметил Хендерсон, на которого эти слова не произвели никакого впечатления. — И я надеюсь, ты ведешь к чему-то более серьезному, чем к обычной лекции?

— Несомненно. Наберись терпения. Но продолжу: у меня всегда была превосходная память, иначе я бы и не стал специалистом в своей области. Я знал, что мог полностью на нее положиться. Не сомневаюсь, что и ты испытываешь то же самое.

— То же самое, — согласился, скучая, Хендерсон.

— Но вот что я еще хочу сказать тебе. Я — убийца. Лет двадцать назад в припадке ярости я убил некую девицу, а потом постарался забыть об этом деле. Я накинул на воспоминания об этом преступлении мысленный ковер, не желая мучиться и изводить себя. Недавно я услышал, что это давнее преступление раскрыто. И стало быть, полиция копает. Конечно, прошло уже двадцать лет, но известны случаи, когда раскрывались и более древние преступления. Если копы меня еше и не сцапали, то до этого недалеко. И сейчас, Хенни, я нахожусь в бегах. Я не хочу, чтобы меня поймали. Меня не устраивает ни казнь — в худшем случае, ни пожизненное заключение — в лучшем.

Хендерсон недоверчиво уставился на него:

— Ты что же, хочешь сказать, что ты — самый настоящий убийца?

— На этом настаивает моя надежная, крепкая память. — Брэнсом подождал, пока смысл его слов дойдет до слушателя, и затем сокрушенно добавил: — Моя память оказалась подлым лжецом.

Наполовину выкуренная сигарета выпала из пальцев Хендерсона. Он склонился на бок, пытаясь подхватить ее с ковра, пару раз промахнулся, но наконец поднял. Затем он попытался сунуть горящий конец в рот, вовремя спохватился, перевернул сигарету и глубоко затянулся. Дым попал не в то горло, заставив его закашляться. Но вот он справился с дыханием.

— Послушай, Брэнсом. Ответь прямо. Так ты виновен в убийстве или невиновен?

— Память моя утверждает, что виновен. И представляет мне всю. картину в достоверных деталях. Даже сейчас я вижу перед собой искаженное злостью лицо той девушки, когда мы орали друг на друга. Я вижу, как она потрясенно застыла, когда я ударил ее по голове. Я вижу ее бескровное лицо. Вот она лежит недвижимая и холодная. Я вижу мертвое равнодушие в ее чертах, когда я засыпаю ее землей. Все происшедшее до сих пор живо во мне. Я вижу все с такой фотографической ясностью, словно и недели не прошло. А может быть, все действительно произошло неделю или две назад.

105